... Исторические факты свидетельствуют о том, что до 1939 года Советский Союз не планировал «оккупации» Прибалтики. В Каунасе, столице тогдашней Литвы, Риге и Таллине сами напросились на нее. Ценой своего мутного флирта одновременно и с СССР, и с гитлеровским рейхом.
Накануне 80-летия пакта Молотова-Риббентропа в Москве вышел сборник архивных документов «Вынужденный альянс. Советско-балтийские отношения в 1939-1940 годах». Его авторы - российские историки Александр Дюков и Владимир Симиндей, депутат Сейма Латвии Николай Кабанов.
Отмечу ключевые исторические темы, которые поднимают сведения из этого сборника.
Начиная с 1938 г. германское влияние в Прибалтике резко усиливается. Первым шагом Берлина стало требование под предлогом «воспитания прессы в духе нейтралитета» от стран Прибалтики навести «арийский порядок» в печатных изданиях, убрав евреев из состава корреспондентов за рубежом и редактората, а также из числа владельцев газет. Официальная Рига вскоре согласилась с антисемитскими претензиями нацистов в отношении издательского бизнеса и журналистики, устроив «чистку» в ведущих изданиях (таковая была произведена, в частности, в латышских газетах «Брива земе» и «Яунакас зиняс», а также в русскоязычном издании «Сегодня»). Как отмечал глава МИД Латвии Вильгельм Мунтерс в беседе с германским послом в Риге Ульрихом фон Котце в мае 1939 г., «именно этот тихий антисемитизм дает хорошие результаты, которые народ, в общем, понимает и с которыми соглашается».
Следующим шагом на пути подчинения германской воле стала ситуация с отказом от автоматического применения Эстонией, Латвией и Литвой статьи 16 Статута Лиги Наций, позволявшей, среди прочего, транзит советской военной силы по их территории, акватории и воздушному пространству для борьбы с агрессором в случае нападения на Чехословакию. Берлин при поддержке Таллина сумел надавить на Ригу и Каунас, выступив с угрожающей позицией: руководство Рейха «не считает нейтральными страны, допускающие проход иностранных войск через их территории». В результате 19 сентября 1938 г. Эстония и Латвия, а 22 сентября - Литва заявили о необязательности применения статьи 16, приняв тем самым и германское толкование «нейтралитета». Благодаря этому решению Прага оказалась отрезана от возможной советской военной помощи; так прибалтийские страны внесли свой вклад в подготовку Мюнхенского соглашения и последующего расчленения Чехословакии.
В секретных беседах с германскими представителями эстонское военное руководство не скрывало своей поддержки действий Германии в случае конфликта, а также желания быть полезными Рейху. Так, 5 июля 1938 г. германский посланник в Таллине Ганс Фровейн известил Берлин о том, что начальник штаба эстонской армии генерал Николай Реэк признал важность для Эстонии немецкого контроля над Балтийским морем в случае войны и заявил, что Эстония также может оказать содействие в этом деле. Например, Финский залив очень легко заминировать против советских военных кораблей, не привлекая никакого внимания. Советская разведка имела определенную информацию о подобных контактах и, в частности, отмечала, что Германия занимается «подготовкой морского плацдарма для войны на Балтийском море.
Усиление германского влияния в Прибалтике вызывало острое беспокойство Москвы. Отношение советского руководства к странам Прибалтики во многом обуславливалось тяжелым опытом революционного периода. В годы гражданской войны территория Прибалтики дважды становилась плацдармом наступления на Петроград: один раз - для германской армии, второй - для поддерживаемых британской военной миссией белогвардейских частей и союзных им эстонских войск. Неудивительно, что с начала 1920-х гг. недопущение повторения подобной угрозы «колыбели русской революции» и крупнейшему промышленному центру страны стало основной целью политики советского государства на прибалтийском направлении.
Приход в 1933 г. к власти в Германии нацистов стал причиной роста внимания Москвы к прибалтийскому «плацдарму». «Созданные Антантой балтийские государства, которые выполняли функцию кордона или плацдарма против нас, сегодня являются для нас важнейшей стеной защиты с Запада», - констатировал в начале 1934 г. заведующий бюро международной информации ЦК ВКП(б) Карл Радек. В середине 1930-х гг. советская дипломатия настойчиво добивалась надежно гарантированного нейтралитета Эстонии, Латвии и Литвы; нейтралитета, не препятствующего коллективным действиям против агрессора и способного перерасти в союзнические отношения в оборонных вопросах. Однако добиться этого Москве не удалось.
Подписанное 30 сентября 1938 г. Мюнхенское соглашение стало тяжелейшим внешнеполитическим поражением Советского Союза; в Кремле, безусловно, не забыли роль, сыгранную прибалтийскими странами в изоляции Чехословакии.
Новых неприятностей долго ждать не пришлось. 19 марта 1939 г. Германия предъявила Литве ультиматум с требованием немедленного «возвращения» города Клайпеда (Мемель). Литовское руководство было вынуждено согласиться с этим диктатом. 22 марта состоялось подписание германо-литовского договора о дружбе, предусматривавшего передачу Германии Мемеля. В соответствии с этим договором, Литва и Германия также принимали на себя обязательство о неприменении силы друг против друга. Характерно, что, получив немецкий ультиматум, литовское правительство не стало обращаться к СССР за поддержкой.
Между тем, Каунасская резидентура НКВД еще в начале марта 1939 г. информировала Москву о немецких планах аннексии Мемельского края; по данным резидентуры, аннексия должна была произойти «не позднее 25 марта». Точность этой информации заставляла советское руководство с вниманием отнестись к еще одному пункту того же спецсообщения резидентуры: «по тем же данным Германия... предложила Литве свой протекторат, обещая последней расширить ее территорию за счет Виленского и Гродненского края Польши».
Судя по всему, после подписания 22 марта германо-литовского договора о дружбе, в Москве сочли Литву уже потерянной для Советского Союза и потому сосредоточились на защите своих интересов в Латвии и Эстонии. 28 марта 1939 г. советский нарком иностранных дел Максим Литвинов вручил заявления эстонскому и латвийскому посланникам в Москве. Заявления были однотипными: в них напоминалось о договорах, заключенных СССР с этими странами в 1920 и 1932 годах, об усилиях по обеспечению безопасности прибалтийских республик, предпринятых ранее Москвой. После этого следовало недвусмысленное предупреждение: «Какие бы то ни было соглашения, добровольные или заключенные под внешним давлением, которые имели бы своим результатом хотя бы умаление или ограничение независимости и самостоятельности Латвийской Республики, допущение в ней политического, экономического или иного господства третьего государства, предоставление ему каких-либо исключительных прав или привилегий, как на территории Латвии, так и в ее портах, признавались бы Советским правительством нетерпимыми и несовместимыми с предпосылками названных договоров и соглашений, регулирующих в настоящее время его взаимоотношения с Латвией, и даже нарушением этих соглашений, со всеми вытекающими отсюда последствиями».
Это было недвусмысленное предупреждение для Таллина и Риги: оставаться нейтральными. В случае же нарушения нейтралитета, означавшего появление серьезной угрозы безопасности СССР, Москва оставляла за собой право противодействовать этой угрозе так, как сочтёт нужным.
Советские заявления от 28 марта 1939 года очень часто рассматривают как свидетельство зловещих покушений Кремля на независимость Эстонии и Латвии. Однако сегодня мы знаем то, чего не знали участники событий: в Берлине как раз в это время обсуждался вопрос об экспансии на прибалтийском направлении. В утвержденной 11 апреля Адольфом Гитлером «Директиве о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939-1940 гг.» указывалось, что в будущем Германия может взять под свой контроль Латвию и Литву: «Позиция лимитрофных государств будет определяться исключительно военными потребностями Германии. С развитием событий может возникнуть необходимость оккупировать лимитрофные государства до границы старой Курляндии и включить эти территории в состав империи». Таким образом, опасения Советского Союза были более чем оправданы.
Ситуация складывалась таким образом, что только совместные гарантии СССР, Франции и Англии могли спасти независимость и нейтралитет Прибалтики. «Интерес СССР к косвенной агрессии - и вообще к обеспечению прибалтийских стран обусловлен главным образом страхом перед Германией, а не вследствие его злых намерений в отношении балтийских стран, как многие предполагают», - отмечал директор департамента МИД Великобритании Уильям Стренг. Москва дважды, в апреле и мае 1939 г., предлагала западным великим державам предоставить совместные гарантии прибалтийским республикам, однако безуспешно. Причиной тому было не только нежелание Лондона и Парижа связывать себя какими-либо обязательствами, но и позиция властей прибалтийских стран.
В то время как Москва пыталась достигнуть договоренности с Лондоном и Парижем, Таллин и Рига, не принявшие во внимание советского предупреждения от 28 марта, активизировали взаимодействие с Берлином. 20 апреля 1939 года начальник штаба латвийской армии Мартыньш Хартманис и командующий Курземской дивизией армии Латвии Отто Данкерс прибыли в Берлин для участия в торжествах, посвященных 50-летию Гитлера и были лично приняты фюрером, вручившим им награды. Прибыл на юбилей Гитлера и начальник эстонского генерального штаба генерал Н. Реэк, а также командующий литовской армией генерал С. Раштикис.
В начале мая 1939 г. советский военный атташе в Латвии Константин Васильев направил в Москву обширный доклад о подготовке Германии к захвату республики. По информации Васильева, приехавший в Латвию в середине апреля 1939 г. германский военный атташе Хельмут Рессинг прощупывал возможность установления над республикой германского протектората. «Рессинг в Лиепае командиру дивизии и офицерам гарнизона предлагал германский протекторат, причём этот протекторат должен был быть направлен против СССР», - сообщал советский военный атташе. По его мнению, латвийские власти были склонны пойти на соглашение с нацистской Германией, они «прямо лезут в объятья Гитлера».
Ровно через месяц прогноз полковника Васильева начал сбываться - пусть даже и не полностью. 7 июня 1939 года в столице Германии состоялось подписание договоров о ненападении между Германией, Латвией и Эстонией. Судя по всему, эти соглашения сопровождались секретными протоколами, направленными против Советского Союза. В датированном 8 июня 1939 г. внутреннем меморандуме руководителя немецкой Службы новостей для заграницы говорится о том, что Эстония и Латвия согласились с тайной статьей, требовавшей от обеих стран координировать с Германией все оборонительные меры против СССР. В меморандуме также указывалось, что Эстония и Латвия были предупреждены о необходимости разумного применения их политики нейтралитета, требовавшей развертывания всех оборонительных сил против «советской угрозы». Уже после Второй мировой войны убийственно точную характеристику сути происходившего дал Уинстон Черчилль: «Эстония и Латвия подписали с Германией пакты о ненападении. Таким образом, Гитлеру удалось без труда проникнуть вглубь слабой обороны запоздалой и нерешительной коалиции, направленной против него».
Показательно, что вскоре после подписания соглашения с Германией эстонское правительство дало официальное согласие на интенсификацию сотрудничества между военными разведками Эстонии и Третьего Рейха. Вскоре официальный Таллин уведомил Лондон о том, что Эстония будет рассматривать «автоматическую помощь» как недружественный акт. Более того, 19 июня 1939 г. посол Эстонии в СССР Аугуст Рэй на встрече с британскими дипломатами заявил, что помощь СССР заставит Эстонию «воевать до последнего солдата на стороне Германии». Свою лепту в торпедирование эвентуальных антигитлеровских гарантий вносил и латвийский посланник в Москве Фрицис Коциньш, имевший опыт боевых действий против Красной Армии в 1919-1920 гг. 22 июня 1939 года Коциньш заявил британским представителям, что Латвия будет защищаться с оружием в руках, считая главным возможным противником Советский Союз.
Ольга Орлова, публицист, историк, СПб
Свежие комментарии